— Как называется, кто автор? — тут же увлечённо спросил Димка, явно нацелившись на контент-анализ произведения, написанного нелюдем.

Я почувствовала, что краснею. Если текст проследят до нашей семьи… Как «это» прошло цензуру, было выше моего понимания. Наверняка не обошлось без вмешательства госпожи. Должен же быть предел жадности издателей. Можно сколько угодно навешивать ярлык эротической фэнтези, но графическое, детальное, искреннее описание похождений бесящегося от скуки тысячелетнего фейри — не то чтение, которое способствует душевному здоровью. Сама я добралась лишь до середины первой главы, но и этого хватило, чтобы начать заикаться и бледнеть в присутствии некоторых из упомянутых на страницах придворных. Ничего удивительного, что злосчастный автор скрылся в неизвестном направлении, не дожидаясь, пока на него начнут охотиться профессиональные дуэлянты. Даже вдруг прорезавшийся редкий литературный дар не извиняет полумиллионный тираж чужих секретов.

— Не важно, — я затравленно посмотрела на брата. Моргнула. С подозрением уставилась на выглянувший из рюкзака продолговатый, закутанный в брезент предмет. Зубы ломило даже на расстоянии нескольких шагов. — Димка, у тебя там что… лом?

У него хватило совести немного смутиться.

— Просто небольшая предосторожность. Предосторожность? А как тогда назвать рассованные по карманам обоймы? А ножи? Зачарованное кольцо на пальце? Сотовый с пеленгующим маяком?..

— Убери это с глаз долой. И сам уберись. Вместе с предосторожностями.

Ох, нельзя, нельзя было позволять ему влезть в эту историю. Что я, спрашивается, делаю?

Присутствие приближалось, нарастало порывами ветра, светлеющим небом, тихими волнами. Димка благоразумно направился в сторону деревьев, Aoibheal выпрямилась, царственная и напряжённая, вглядывающаяся в поверхность озера. Я едва их замечала. Медленно, почти против воли подошла к границе суши и воды.

Границе Были и Небыли.

Она шла. Из озёрных глубин, из неведомых миров, поднималась на поверхность неясными грёзами, бредом беспамятства. Не разлившимся над поверхностью сиянием, не прикосновением магии ощущались её шаги, а смутным обманом глаз, неощутимым шёпотом безумия. Она шла. И мне было страшно.

Дама Аламандин, рыцарь Ночи, Высокая фейри, соткалась из расступившихся волн, ступила на смертную землю. И я поняла, что мир, которого коснулась её лёгкая нога, никогда не будет прежним.

Осенняя Гроза с потрясающим для ситуации самообладанием поклонилась. Точно равная — равной. Госпожа моя окинула смертную волшебницу собственническим взглядом, точно оценивая неожиданное приобретение, но, как это ни странно, поклонилась в ответ.

Она пребывала в странном настроении, дама Аламандин. Одета во все оттенки белого, от только что выпавшего снежного пуха до неделями не прекращающейся вьюжной хмури. Платье её было тяжестью зимнего неба, из которого медленно и лениво падают крупные резные снежинки. Накидка из снега, валящего стеной, так что не разглядеть собственной руки. Опушка рукавов — из тяжёлого, мокрого снега, какой бывает в оттепель. Вуаль — из напряжённой прозрачности воздуха, предвещающей приближение новой горы снега. На фоне этой белизны чёрные пряди распущенных волос выглядели шокирующе. Глазам было больно от одного взгляда на застывшую между водой и землёй госпожу.

— Запомни, птенец, я помогаю лишь тебе, — сказала Аламандин голосом столь же белым и холодным, как её чувства сегодняшним утром. — Выполняю клятву, данную при принесении тобой присяги. Ничего больше.

Она, похоже, ждала ответа, и я послушно кивнула. Разумеется. Оказать помощь Aoibheal означает ослушаться приказа короля Ночи. Немыслимое Невозможно.

Повелений своих хозяев мы, фейри, не нарушаем никогда. Точно так же, как никогда не позволяем себе прямой лжи.

Мы просто предаём и обманываем. Это не одно и то же. Честно.

— Не будем терять свет Дня, — удовлетворённая нашим пониманием, приказала госпожа.

Мы, точно притихшие от испуга дети, пошли вслед за ней в сторону леса.

Выбранную для ритуала поляну хозяйка одобрила. В конце концов, место было найдено не сегодня и не наугад. На очищение окружающей рощи от холодного железа, пластика и прочего мусора, а также отваживание смертных ушли недели. Прямо под нами протекала подземная река, это было неожиданным плюсом. Ну а то, что её рукав ниже по течению проходил сравнительно близко от соракавосьмиэтажного здания, казалось даром Вуалей.

Хотелось и озеро, и полянку приберечь на крайний случай, но что-то подсказывало, что в более крайнем, чем сейчас, мне оказаться не грозит.

Мы сбросили обувь и стесняющие накидки и в лёгких нижних платьях застыли друг напротив друга ровным треугольником. Магия дурманяще текла в земле, омывала стопы ног, захлёстывала тело. Я тихо пожелала Дмитрию Шувалову мудрости не подглядывать и, если её не хватит, силы воли, чтобы не подходить ближе. Если он вступит в круг… Брат нужен был мне живым. И желательно не сумасшедшим.

Разве выдержит разум смертного, закруженного в танце дочерьми Дану?

Музыка коснулась спины, мягкими ладонями провела по лопаткам, холодными губами коснулась позвоночника. Я выгнулась ей навстречу, откинулась назад в её руках, так что волосы почти коснулись земли. Вновь выпрямилась, вытянулась. Лёгкая, далёкая музыка, водные перекаты арфы.

Аламандин рядом со мной медленно повела руками, грациозными и томными, как белые крылья. В движениях её была песня речных флейт, строки, написанные рукой печальной богини.

Aoibheal подалась вперёд, качнулась, откинув лебединую шею. Смертная сила, смертная волшебница, ведьмовской перебор гитарных струн.

Магия обернулась раз, другой, огладила танцующие тела дивными аккордами. И взвилась наводнением, унося мысли и разум, унося всё, что было за пределами круга.

Сознание было легко и кристально чисто. Медленно, удовлетворённо я подняла ресницы, наслаждаясь небом и далью. Предвечерние сумерки в ветвях деревьев.

Я лежала навзничь на холодной листве, одетая лишь в сны и фантазии бального платья и чувствуя себя непривычно лёгкой для смертного мира. Магия пела в венах, касалась губ мёдом, предупреждая, что близость холодного железа сейчас будет не просто неприятна, но и болезненна. Сама мысль о железе бежала, оставив после себя ощущение чего-то грязного и… кощунственного.

Медленно, в поющей тишине, я повернула голову, любуясь потоками силы. Элегантность простоты. Гениальность бесконечного. Торжества не было, только удивление. Я лежала в центре круга. Настоящего, магического Стоунхенджа. И замыкался он на Aoibheal.

Круг не обязательно должен был иметь отражение в физическом мире, хотя обычно складывающиеся в безупречный узор поля всё-таки оказывали влияние. Выплёскиваются, например, в выросших безупречной окружностью грибах или выстроившихся сами собой камнях. Я улыбнулась, увидев ручеёк, текущий, вопреки всем и всяческим законам физики, по идеальной замкнутой линии. Через пару часов он исчезнет, но всё равно сила, которую призвал наш танец, удивляла.

Дама Аламандин сидела рядом со мной с видом королевы, властвующей над всем, чего касается её взгляд. Не дожидаясь приказа, я попыталась встать. Димка, поддерживавший за границей воды поникшую у него на руках Aoibheal, следил за этими потугами обеспокоенным взглядом. Испуг при мысли, что он ринется в круг мне на помощь, придал сил.

Шагнуть наружу было подобно тому, как если бы я вышла из-под водопада. Я вновь подивилась чуду, в сотворении которого приняла участие. Защита и оружие, врата и стены, прячущий туман и путеводная звезда. Круг фейри. Вышивка ришелье [2] на ткани мира.

В смешавшем Вуали узоре совершенно растворилось присутствие воспитанницы фейри. Мне даже пришлось моргнуть, чтобы удостовериться — вот она, усталая и живая, а вовсе не растаяла в воздухе ночной росой.